Ироничная фантастика – 2. Социально-приключенческая фантастика - Андрей Мансуров

Однако, когда я подошёл к центральному пульту, (А я решился не сразу. Всё стоял у входа – думал. Правда, не помню о чём. О тщете всего сущего?..) в кресле дежурного пилота обнаружил скелет. То есть, реальный скелет, а не мумифицированные останки, как было в гибернаторах.

Вероятно, этот человек был одним из последних, кто остался в живых. И решил встретить свой конец на посту, «в ботинках альпиниста». Наверное, Капитан.

Во всяком случае, на последнюю вахту он одел Парадный Мундир. Белый цвет в рассеиваемой только моими прожекторами темноте, нисколько не выгорел.

Китель, почти как у наших военных: строгий покрой, погоны, лампасы на брюках… Даже фуражка на черепе с остатками коротких волос.

Сидел он, глубоко погрузившись в удобное кресло. Одна рука бесцельно свешивалась до пола. Другая прижимала к груди – вернее, животу – какую-то книгу.

Я сразу понял, что здесь-то Корабельный Журнал вели. Значит, хоть что-то выясним об этих несчастных.

Я подобрался поудобней, зацепился коленом за ручку кресла. (Мать её!..)

Со всеми возможными предосторожностями вынул покрытую пылью сморщенную книгу из-под неестественно длинных фаланг пальцев. Косточка одного из пальцев всё равно рассыпалась в труху, и в гнетущей тишине мои усилители передали в наушник чуть слышный хруст и шелест. Но в сознании они отдались, словно чудовищный взрыв…

Проклятые нервы.

Хотя – чего я так переживаю? Ну, возможные предки, ну все мертвы… Для них я, похоже, уже ничего сделать не смогу. А впрочем…

– Мать. Если я пролистаю этот… Журнал, сможешь отсканировать и перевести текст?

В наушнике, навсегда вживлённого в другое ухо немедленно прозвучал её нарочито нейтральный голос:

– Конечно. Только опусти правую камеру пониже.

Я так и сделал. Основная камера у меня на правом плече. И разрешение у неё такое, что читать обычную книгу можно хоть с двадцати шагов. Камера же на левом плече предназначена для кругового обзора – общей, так сказать, панорамы.

Поэтому когда Мать дистанционно вращает её туда-сюда, сервомоторчик забавно жужжит – словно трудолюбивая пчёлка. Впрочем, ведь это так и есть: Мать заботится о моей безопасности даже больше меня самого. В том числе и поэтому я так храбро и нагло везде прусь: знаю, что тылы надёжно прикрыты, и если что – меня предупредят!

Или – за меня даже постреляют.

Я стал медленно и осторожно листать и просматривать Журнал. Всё – с самого начала…

Первые несколько страниц занимали сложенные в несколько раз чертежи. Схемы устройства помещений. Размещение всех коммуникаций и механизмов Корабля. Таблицы для обслуживания двигателей, насосов, криогенных установок. Ссылки на справочные материалы по устранению типовых неисправностей – в пяти томах. У меня и у самого такие талмуды есть. Ну, где-то в ящике рубки. (Правда, их куда больше – «Лебедь-то у меня посложней этого… Допотопного чудовища. Но… Никогда не пользовался. А на что у меня Мать с дроидом?!)

Дальше шёл текст – отпечатанный мелким шрифтом. А затем – и рукописный. Я листал.

На это ушло около получаса. Рукописных страниц оказалось больше пятисот. Последняя была исписана крупными корявыми буквами, и обрывалась, как мне показалось, на полуслове, да ещё зачёркнутом… Впрочем, может я и не прав.

После того, как Мать подтвердила, что текст скопирован и уже даже переведён, я ещё более осторожно подсунул Журнал обратно под руку скелета…

Сувениров, как опять-таки делают многие из наших, я с этого Корабля брать не стал.

Просто отдал честь Капитану, потоптался рядом с ним, вздохнул, и убрался восвояси, прихватив дроида и ощущение тоски и утраты.

Люки Мать заваривала сама.

Санитарно-карантинная обработка снова заняла не меньше четверти часа.

Войдя в свою рубку, я первым делом спросил:

– Рассчитала, где база этого Корабля?

– Конечно. Это было нетрудно. Во-первых, именно туда летел челнок. А во-вторых, пока с тобой мы занимались Журналом, с дроидом и навигатором мы занимались их звёздными картами и курсовым столом. (Точно. Я слышал, как он там, в углу, копошится и шелестит.) Дорога займёт две недели. Вылетать?

– Да. Немедленно. А ещё выведи на центральный монитор текст журнала…

Я почитаю.

Вот этим я и занимался почти три дня. Ел, спал, работал на тренажёрах, и читал.

А остальные дни полёта пришлось уже только думать…

Планету свою они называли Земля. (Чтоб мне провалиться – почти все встреченные в Космосе расы, что гуманоидов, что не-гуманоидов, в этом не оригинальны: у всех – «Земля»! Только у гидроидов-амфибий – «Вода»! )

Книг по истории их Цивилизации, да и вообще книг, Мать даже с помощью дроида не нашла. Только справочники да таблицы. Видать, всё библиотечное хранилось в кристаллах-флэшках. А сами электронно-кристаллические носители за шестьдесят-то тысяч лет, конечно, разрушились. Здесь и видеомагнитофон почему-то отсутствовал… Возможно, конечно, что его просто выбросили в космос. Ну, это мне, с моим извращённым чутьём, так показалось.

В Журнале же первые, печатные, страницы, были посвящены только описанию конструкции и техническим параметрам Корабля.

Корабль оказался просто ужасен. (Конечно, с точки зрения нашего уровня техники и технологий.)

Максимальное ускорение, которое не разрушило бы его, не превышало трёх «Ж».

Собирали его, разумеется, в открытом космосе, на орбите возле «Земли». На это ушло, если документы не преувеличивают, «девять витков вокруг центрального светила» – т.е., конечно, «Солнца».

И, разумеется, это был «спецпроект», рассчитанный на «проезд в один конец».

Плохо. Если Корабль не многоразовый, и строители, и проектировщики обычно халтурят: запас прочности и живучести минимален. Материалы похуже, и аппаратура попроще. Чтобы, значит, подешевле – всё равно же на один раз!..

Про саму конструкцию Корабля мне и Матери практически всё прояснили чертежи в начале Журнала, и всё тот же отпечатанный текст.

Ну, что сказать – он и на второй взгляд казался нелепым порождением технологий, ограниченных примитивнейшими двигателями на ракетной (!) тяге. Располагались все дюзы в кормовой части этого гигантского «карандаша» длиной в добрую милю.

Но всё же главнейшая часть, для которой всё и делалось, сердце, которое придавало смысл всему Проекту – сами гибернаторы, и их системы жизнеобеспечения – всегда казались мне дикостью. И при этом – ненадёжной до дрожи…

Это каким же надо быть храбрецом (или – идиотом!), чтобы согласиться заснуть на десятки лет в этой консервной банке!

А если что случится в пути? А если откажет техника? А если при разморозке в мозгу (как это часто и случалось с бедными подопытными собачками, обезьянками, а затем и людьми!) произойдут «необратимые изменения»?! Проще говоря – человек проснётся полным дебилом?..

Конечно, чего открещиваться – кое-кому и у нас лет пятьсот назад такая технология казалась чудесной панацеей, позволившей бы заселить Человечеством всю Вселенную… И я даже знаю о нескольких проектах весьма схожих по конструкции транспортов.

К счастью, до изготовления их в металле дело так и не дошло. Посчитали слишком дорогим и долгим. А главное, всё же – слишком рискованным, удовольствием. Так что и по экономическим, и по этическим соображениям проект заморозили.

А уж с открытием гиперпривода об этой идее вспоминали лишь историки космонавтики и медицины.

Из Журнала я, как ни странно, так ничего и не вычитал о причинах, вынудивших отчаянные три тысячи шестьсот девятнадцать человек пуститься в долгое, судя по расчётам, не менее чем восьмидесятилетнее, странствие к соседней Солнечной системе. Зато узнал, как проходил сам полёт.

Стартовала «Надежда Человечества» (Вот именно: эта бездарная железяка – их Корабль – так гордо и называлась!) в каком-то там году по местному летоисчислению, которого придерживались на борту и в дальнейшем. Мне же Мать, для простоты и ясности, пометила первый день и год старта нулевыми, и в дальнейшем я так и отсчитывал даты – со дня старта.

Весь полёт был рассчитан на постоянное ускорение чуть больше двух «Ж». Иначе, с инерциальной фазой в середине, лет ушло бы не восемьдесят, а триста… А на большее ускорение не был рассчитан корпус: усилить – значит утяжелить. То есть, больше и горючего. А горючее с окислителем и так занимало восемьдесят пять процентов общей массы корабля.

В первые несколько лет никаких особых приключений у дежурной смены офицеров, техников и инженеров не случалось. Все записи сводились к коротким и ясным:

– «8—00 по корабельному времени. Вахту принял. Подпись. Курс – … Происшествий нет. Приборы и механизмы работают нормально. 16—00. Вахту сдал. Подпись.»

Согласен, не слишком-то информативно.